– Ирина, что вы чувствовали, когда получали звание?
– Как будто стою на светофоре и жду: 10, 9,8,7 … Это было выстрадано всей моей жизнью! Мой бенефис прошёл в начале лета 13-го года. Прекрасный солнечный день, голубое небо, я иду в Дом музыки, а вокруг благоухающие цветы, и я впитываю их ароматы, а земля как будто поёт под ногами. На сцене я летала и любила всех – партнёров, режиссёров, балетмейстеров, зрителей. На торжестве в Геликон опере меня вызвали одной из первых. Я взлетела на сцену и увидела бархатную коробочку, где лежала похожая на медальку награда, которая несколько лет искала меня. Кстати, именно в Геликон опере я сдавала выпускной экзамен по вокалу, где получила высокую оценку и услышала много тёплых слов.
– Вам кто-то помог в выборе профессии?
– Род Баженовых . Один мой дядя художник, другой поэт, мамочка пела мне колыбельные, а на семейных вечерах – русские народные песни и романсы, папа играл на гармони. У одного из прадедов был великолепный тембр голоса, за что его называли соловей и очень любили. Всерьёз своим генеалогическим древом я не занималась, знаю только, что у мамы дворянские корни. А вот является ли знаменитый архитектор Василий Баженов моим предком, ещё предстоит выяснить. Родословной я стала интересоваться после рождения дочки Томы: хочется оставить ей правду о наших корнях. Моя дочь – подарок судьбы, талантливая элегантная девочка, учится классическому вокалу в училище при консерватории.
– А где учились вы?
– В музыкальной школе, потом в Гнесинке, куда меня взял к себе сразу на второй курс Матвей Абрамович Ошеровский, который позже стал моим мастером и в ГИТИСе. Я счастлива, что общалась с такой выдающейся личностью. Кстати, он из когорты тех, кто учился у старых мастеров, а его педагогом был легендарный Михаил Тарханов.
– Приходилось вам во время учёбы от чего-то в себе освобождаться?
– От диких комплексов: я стеснялась своего роста, материального положения, неверного понимания роли. Впервые ощутила себя актрисой, когда играла в ГИТИСе Хаву, одну из дочерей главного героя в « Тевье молочнике». Помню, сказала несколько фраз и вдруг тишина: зал замер. Тогда я поняла, что могу быть на сцене.
– Когда вы пришли в театр «На Басманной»?
– Через год после ГИТИСа, проехав с группой артистов с концертами по Италии, получив 2- ю премию в конкурсе «Золотой граммофон», и после рождения дочки. В институте я была хрупкой девушкой, а на прослушивании у Жанны Тертерян появилась с иными формами. Она знала мои студенческие работы, а я её - как мастера-педагога ГИТИСа. Взглянув на меня, Жанна Григорьевна воскликнула: "Боже, Ира, какая ты стала крупненькая!" Я спела арию принцессы Агилеи из оперы Генделя "Тезей", и вдруг слышу:
«А цыганочку станцуешь?» Я жутко растерялась: на мне длинное синее платье с рукавами, глубоким декольте, совсем не для этого танца. И вдруг меня пронзило: "Вот он, твой шанс, танцуй!» Я станцевала, и меня приняли.
– Что даёт вам наивысшую радость в творчестве?
– Материал, который меня греет, с чем не стыдно выйти на публику. Когда за словами ты чувствуешь живое дыхание жизни, радость, надежду. Тогда и люди в зале начинают тебе верить и дышать вместе с тобой.
– А что удручает, мешает жить и творить?
– Чернуха, пошлятина. Сейчас многие путают театр и кино с кабаре, борделем или домашней кухней.
– Есть у вас средство для борьбы с невзгодами?
– Свет в душе. Интересная работа в театре. А ещё я делаю концертные программы, иногда даю уроки вокала, актёрского мастерства, сценической речи. Могу оказать психологическую помощь.
– Что в ролях вам больше всего дорого?
– Теплота, о которой многие стараются не вспоминать. Есть даже выражение: «Вот мы сейчас вам докажем». А я не люблю ничего доказывать, мне хочется прожить роль и подарить зрителям своё тепло. Сейчас в России как будто исчез человек как божественное создание. Мы похожи на роботов, которые платят налоги, покупают продукты, паркуют машины и приносят ту пользу, которая нужна кучке богачей. А духовные ценности по боку. Даже именитые режиссёры стремятся выпендриться, создавая нечто среднее между театром ужасов, авангарда и мясной бойни. И персонажи странные: в них нет ни красоты, ни мысли, ни созидания. Как будто всё делается для того, чтобы люди забыли о культуре и потребляли самые бесстыдные шоу. О том, что происходит на телевидении – отдельная песня. Ряд ведущих и журналистов просто не умеют говорить. Раньше грамотная речь была непреложным законом для выхода в эфир, эти люди были лицом страны, её высоким стилем, на них равнялись в жизни. И Запад не мог понять, почему так высок уровень простого человека в СССР.
– Как вы относитесь к костюму в театре?
– С трепетом! Идя в театр, я думала: «Вот сейчас все увидят, какая я талантливая, г и б к а я , с о л н е ч н а я , чувственная». Но порой, выходя на сцену, преодолеваю сопротивление. Как будто художники по костюмам не видят мою фигуру так, как могу её подать я: элегантно и экстравагантно. На выпуске спектакля «Колокольчик» пришли костюмы, а моего нет. То ли забыли, то ли не учли в
бюджете. Выдали из подбора. В одном я как бледное пятно, в другом напоминаю божью коровку, а не обворожительную ки т а я нк у. П ос т а н ов щи к Александр Бармак, увидев, что я чуть не плачу, резко сказал: «Никогда актриса не бывает довольна своими нарядами». А ведь во мне есть воздушность, лёгкий шаг, парение. Почему бы не подчеркнуть это на сцене? Зато в «Роз-Мари» моей героине Этель художник Наташа Спасская придумала блистательный костюм: боди с сердечками и чудное платье. Когда я в гневе снимаю его и бросаю в лицо хозяйке отеля, а сама, оставшись в боди, делаю на прощанье кульбит на высоченных каблуках, это здорово! Кстати, кульбит мне заказал директор театра Юрий Александрович Архипов, зная, что я с детства занималась художественной гимнастикой. Он сам спортсмен и понимал: мышечная память остаётся. Могу и на шпагат сесть.
– Что вас в жизни восхищает?
– Красота и стремление к совершенству. Как идут курсанты строем и тянут носочек. Их выучка: этот ряд, стройность, мощь! Или поёт военный хор, и я захожусь от восторга! Смотрю, как повар виртуозно делает пельмени или блинчики! У меня глаз обязательно зацепит этот момент, и я остановлюсь, чтобы им насладиться. Всё это я коплю и беру в роли.
– Какая творческая встреча произвела на вас наибольшее впечатление?
– С композитором Виктором Фридманом. В театре «На Басманной» ставили его мюзикл «Как жить замужем» по пьесе Островского «Доходное место», где я играю Кукушкину, мать двух дочерей. Он посмотрел спектакль и сказал: «Если бы я знал, что такая актриса будет играть Кукушину, написал бы для вас ещё несколько сольных вещей». Музыка его великолепна: мелодичная и очень современная. А как он чувствует певца, слышит его дыхание! Я была на его концертах, он показал мне свои работы, посоветовал несколько вещей в своей аранжировке, подарив то вдохновение, без которого невозможно творить.
– Какую роль вам хочется сейчас сыграть?
– Джульетту. Я мечтала об этой роли с детства, но меня никто и никогда в ней не видел. Сейчас сбиты ориентиры: в театре, на телевидении, в жизни идёт калейдоскоп праздников, фестивалей, пиара, люди не успевают ничем насладиться, даже своими чувствами. Бегите, спешите, покупайте! Какой-то пир во время чумы. А ведь жизнь состоит не из праздников и фестивалей, а из наблюдений, познаний, размышлений, творчества, открытий. СМИ кричат: нужно событие! А то, что ты живёшь на земле, разве не событие, достойное уважения, внимания и любви?!
– А вы верите в любовь?
– Да. Ведь только благодаря любви мы способны увидеть красоту мира! Можно любить куст хризантем, клён под окном, картину на стене твоей комнаты, спасающую тебя от негатива. Есть такое понятие в философии – коллективное сознание. Актёры с ним связаны и, если со сцены они несут позитив, то, получая отклик зала, обогащают любовью землю. Это задача искусства, особенно в наше время. Если бы человек знал, что у него нет света в конце тоннеля, у него исчезла бы и надежда, а мир стал серым, как асфальт под дождём. У меня долгое время было это состояние серого дождя, и только сейчас я начинаю дышать, а всё моё существо как будто раскрывается. Мне хочется петь, смеяться, любить и передавать это состояние в слове, музыке, движении. Ведь порой от взмаха крыла бабочки зависит счастье человека.
– Должна ли театром править любовь?
– Несомненно. Если меня не любят, я не вибрирую. Есть прекрасное выражение: «Не надо губить актёра, его достаточно просто не замечать». Режиссёр может сказать: «Я вас не вижу в этой роли или в этом спектакле или в этой жизни». И вас уже нет.
– Вы полностью раскрыли свою актёрскую суть?
– Не поверите: процентов на 5-7. И успею ли ещё раскрыться в этом мире, не знаю. Время идёт катастрофически быстро. Меняются взгляды, окружение, стиль музыки, восприятие публики. Всё движется, как река, которая куда-то несёт тебя, и ты не успеваешь оглянуться. Внутри меня долго сидело: «Я не сумею, это не для меня, я недостойна». И только сейчас я могу с полным правом сказать: «Да, я всё смогу!»
Наталья САВВАТЕЕВА
"Театральный курьер" март 2020
